Местный обычай. Страница 2

Крепко закусив нижнюю губу, Эр Том смотрел в прелестное лицо предлагаемой ему супруги, пытаясь представить себе, как ее волосы тяжело упадут ему на руки, какой вкус будет у ее аккуратной золотисто-розовой груди…

— Нет!

Стул со стуком отлетел назад, и он по-пилотски стремительно метнулся в кухню, примыкавшую к его рабочему кабинету. Дрожащими пальцами он раскрыл шкатулку, небрежно рассыпая рубины, жемчуг и другие драгоценности. Когда на секунду ему показалось, что они потеряны, у него сжалось сердце — но в следующий миг он уже нашел их: они забились в дальний угол, где их накрыла платиновая заколка для плаща

Лоскут красного шелка не длиннее его ладони, вот и все. И еще кусок тусклой золотистой ленты, старательно свернутый в растрепанный цветок, сквозь который в такой любовью был пропущен красный шелк.

— Это невозможно, — снова прошептал он и приложил потускневший цветок к щеке, стараясь сдержать слезы, грозившие запятнать шелк. Он судорожно сглотнул.

— Я не стану вступать в брак.

«Смелые слова! — насмешливо отозвалась в нем та часть его сознания, которая принадлежала мастер-купцу, а-тоделму и наследнику делма. — А как же долг по отношению к Клану, не говоря уже о Законе и облегчении боли своей матери?»

«Если твое сердце поставило кого-то выше других…» — прозвучала в его памяти мольба матери, и пальцы Эр Тома конвульсивно сжались на лоскутке шелка. Она ни за что… он не смеет… это противоречит всему: Кодексу, обычаю, Клану… долгу.

Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоить стремительно несущиеся мысли. Клан требует этого от него, как от послушного сына Клана, в уплату за все, что он уже получил от Клана. Это справедливо. Другое… это какое-то странное, непокорное безумство, которое должно было бы миновать — спустя столько лет. И то, что оно осталось в столь неожиданно тяжелой форме, можно было считать свидетельством прискорбной недисциплинированности Эр Тома йос-Галана. Он стряхнет с себя это безумие — немедленно. Он сожжет шелк и потускневшую ленту, а потом прочтет файл Синтебры эл-Кемин, примет ванну и переоденется к трапезе. Он скажет своей матери…

Слезы хлынули у него из глаз, и он склонил голову, нежно охватив пальцами красно-золотой сувенир.

Что он скажет матери? Что в течение трех лет, упорно отказываясь от всех брачных контрактов, он к тому же не имел возлюбленной и даже не делил ни с кем ночи удовольствий? Что ни новые, ни привычные лица не волновали его? Что его тело словно существует где-то в стороне от его жизни и дел, которые от него требует Клан? Что пища напоминает пыль, а вино — уксус, и только долг заставляет его съедать достаточно пищи, чтобы напитать это холодное, далекое тело?

Если он скажет об этом матери, подумал несчастный Эр Том, то она в тот же миг отправит его к Целителям.

А Целители заставят его забыть все то, что не дает ему выполнить его долг.

Он подумал о забвении. И ведь из памяти нужно было бы стереть такой короткий отрезок времени и такой давний…

От этой мысли ему стало тошно, почти так же, как от лица женщины, которую его мать собиралась сделать его супругой.

Он сморгнул слезы и выпрямился, пряча лоскут шелка и истрепавшуюся ленту в нагрудный карман. Аккуратно вернув драгоценности в шкатулку, он оставил матери сообщение, в котором выражал сожаление по поводу того, что не сможет составить ей компанию за трапезой. А потом он ушел из комнаты, небрежно набросив на плечи потертую кожаную куртку, которая говорила о его принадлежности к пилотам.

Бумаги на рабочем столе раздраженно зашуршали под ветерком, врывавшимся в открытое окно, а на другой стороне долины замерцали прямо над Деревом первые вечерние звезды.

Глава вторая

Вручение нубиата, дара расставания, одним из партнеров становится знаком окончания любовной связи. Безупречность меланти требует, чтобы нубиат предлагался и принимался мягко и красиво, а потом о связи не упоминалось бы ни словом, ни делом.

— Мне стоит заключить, что эта дама — двухголовая уродина и к тому же злюка?

Даав йос-Фелиум плеснул мисравот в хрустальную чашу и протянул ее своему собеседнику.

— Совсем нет, — пробормотал Эр Том, принимая чашу и с напускным спокойствием покачивая ее содержимое, тогда как его сердце бешено колотилось. — Дама очень… красива.

— Ха!

Даав налил себе бледно-голубого вина и отпил немного, устремив на Эр Тома пытливые черные глаза. — Твоя мать, моя тетка, проявляет о тебе заботу. Когда я буду иметь удовольствие пожелать тебе счастья?

— Я не… то есть… — пролепетал Эр Том и замолчал, поднося к губам чашу, чтобы попробовать вино.

Вообще он в отличие от брата не любил мисравот, находя вкус жженой корицы не освежающим, а приторным. Но в этот вечер он сделал второй глоток и не спешил его проглотить, в то время как его мысли в непривычном смятении разбегались в разные стороны.

Опустив наконец чашу, он вздохнул и поднял голову, чтобы встретиться с умными глазами брата.

— Даав…

— Да, денубиа? Чем я могу быть тебе полезен?

Эр Том провел языком по губам, снова ощутив вкус корицы.

— Мне… нужен корабль.

Темная бровь иронически выгнулась.

— Не будет ли невежливо, — поинтересовался Даав, — напомнить тебе, что ты являешься капитаном довольно… крупного корабля?

— Мне нужен корабль побыстрее и поменьше, — поспешно объяснил Эр Том, вдруг потеряв способность справляться со своим волнением.

Он отвернулся, шагнул к столику для игр и остановился, глядя на доску для контрашанса, лежащие наготове игральные кости и фишки. Если бы дела обстояли иначе, они с Даавом уже сейчас могли бы сидеть над доской, тренируя свой ум и решительность в поединке друг с другом.

— Есть проблема, — проговорил он, ощущая, как взгляд брата обжигает ему спину. Он повернулся обратно и открыто, без утайки, посмотрел на своего самого дорогого родича. Кашлянув, он продолжил: — Проблема, которую я должен разрешить. Прежде чем женюсь.

— Понимаю, — сухо отозвался Даав, хмуря брови. — Проблема, которая требует твоего срочного отлета с планеты, да? Не должен ли я решить, что ты наконец займешься тем, что омрачало твое сердце несколько последних релюмм?

Эр Том окаменел, безмолвно воззрившись на брата — и говоря себе, что ему, в сущности, не следовало бы удивляться. Даав — Делм, на которого возложена забота о благополучии всех членов Клана Корвал. До того, как обязанности заставили его вернуться домой, он был разведчиком, так что все его чувства отточены суровой подготовкой. Как он мог бы не заметить тревоги своего брата? И как много говорит о его меланти то, что он не терзал Эр Тома расспросами до этой минуты.

— Ты говорил об этом со своим Тоделмом? — негромко спросил Даав.

Эр Том быстро взмахнул пальцами, делая знак отрицания.

— Я… предпочел бы… не обращаться к Целителям.

— И поэтому накануне своей помолвки явился потребовать Личный корабль Делма, чтобы улететь с планеты и разрешить свою проблему.

Даав ухмыльнулся: это только раззадорило его чувство озорства, тогда как сам Эр Том холодел от ужаса из-за того, что необходимость заставляет его действовать вопреки добропорядочности.

— Ты дашь клятву, — заявил Даав, неожиданно перейдя с низкого лиадийского, на котором они обычно разговаривали, на высокий, в модальность, предназначенную для беседы Делма с членом своего Клана.

Эр Том склонился в глубоком поклоне, выражающем радостную покорность Делму.

— Да, Корвал.

— Ты поклянешься, что если к концу этой релюммы тебе не удастся разрешить твою проблему, ты вернешься на Лиад и поручишь себя заботам Целителей.

От текущей релюммы осталось чуть больше половины. Однако, ощущая прилив холода, Эр Том уверил себя, что более долгого срока ему и не нужно. Он еще раз поклонился в знак покорности решению Делма.